Подснежники и вонючие крысы. Оскар Крун

как мы будем всё это скреплять.

      Мы подумали, что сможем спросить совета у Зузу, когда пойдем на свалку.

      В любом случае, как любил повторять папа, проблемы следовало решать по мере поступления.

      Говнотлон

      На следующий день мы с Наймой отправились в школу вдвоем. Кристеру пришлось остаться дома. Так бывает, если отпросишься домой, когда болит голова или живот. Если вернешься в школу слишком быстро, все тут же начинают считать тебя разносчиком заразы. Разносчики заразы считались хуже всех, и стоило только кому-нибудь чихнуть, все тут же вскакивали и разбегались в разные стороны.

      Двери школы пестрели объявлениями. «ВНИМАНИЕ!» – было написано сверху, а ниже тянулся длинный список опасностей, угрожавших любому, кто отважится зайти в школьное здание.

      В данный момент актуальны были ротавирус, ковид, ветряная оспа и вши.

      О хулиганах в списке ничего сказано не было.

      На школьном дворе всё еще лежал снег, и повсюду виднелись следы вчерашнего побоища. Сетка вокруг футбольного поля вся была утыкана потерянными варежками и шапками. От их вида почему-то становилось грустно. Когда мы с Наймой проходили мимо, я подумал про очки Кристера. Папе он сказал, что поскользнулся. Говоря это, Кристер смотрел на меня, словно ему было стыдно за вранье. Я ничего не сказал. Я же был на его стороне.

      На улице возле школы было больше взрослых дежурных, чем обычно. Они были одеты в непромокаемые штаны и толстые шапки. Еще у них были термосы – с кофе или горячим шоколадом, но нам его пробовать не разрешалось.

      – Сто пудов у них там алкашка, – заявила Найма. – Для успокоения нервов.

      На физре у нас продолжалась олимпийская тема.

      – Сейчас у нас будет биатлон, – объявил Патте, но когда Адель спросила, дадут ли нам настоящие винтовки, Патте только со смехом поднял в воздух ведерко, в котором лежали мешочки с крупой.

      – Ну а снег? – поинтересовалась Найма. – И лыжи?

      Но Патте лишь покачал головой.

      – Не биатлон, а полное говно, – шепнула Найма мне на ухо.

      Мне нравится, как выглядят брови Наймы, когда она злится.

      – Говнотлон, – шепнул я в ответ, и тогда Патте пришлось повысить на нас голос.

      Но мы никак не могли перестать смеяться, поэтому нас отправили посидеть на матах, пока не успокоимся.

      Там уже сидела Адель. У нее была забастовка – так она сказала. Если настоящих винтовок не будет, она в этом не участвует. Потом она принялась рассуждать, как вообще могла людям прийти мысль назвать своего ребенка «Патте».

      – Он ведь уже не ребенок, – сказала Найма, на что Адель ответила, что когда-то Патте всё же был ребенком.

      Представить себе такое было чертовски сложно. К тому же вообще-то его звали Патриком.

      – Малыш Патте, – сказала Адель.

      После этого нам пришлось просидеть на матах до конца урока, потому что мы так и не смогли перестать смеяться.

      Когда мы уходили, мне стало немного жаль нашего физрука.

      Потом