Когда Алиса упала. Ким Тэйлор Блэйкмор

У вас все в порядке?

      – Я ждала дилижанса.

      – Гм.

      Мистер Раньон глядит на жену, на дорогу позади. Сдвигает трубку во рту справа налево.

      – По воскресеньям дилижансы не ходят.

      – Мне дилижанс нужен, – говорю я. На губах мерзкий вкус соли. Я плачу. Я стою на Почтовой дороге в покрытой пылью одежде, держу в руках обугленный по краям лоскут ткани, от которого пахнет копотью.

      – Садитесь позади с Эссой. Мы довезем вас до дома, а завтра будет дилижанс. Вы уж не сумлевайтесь.

      Эсса похлопывает рукой по бортику телеги:

      – Забирайтесь, познакомитесь с малышом.

      – Я жду дилижанса.

      – Залезайте. Нельзя здесь долго стоять, а то солнечный удар хватит, – ласково, нараспев бормочет она, будто со своим младенцем разговаривает. – Залезайте.

      Она берет меня за руку, помогая забраться на задок, и притягивает к себе, так что мы ударяемся плечами, когда мистер Раньон разворачивается, а колеса телеги подпрыгивают на неровностях. У младенца густые черные волосы. Вытянув губы трубочкой, он пускает пузыри. Хватает маму за шаль, сжимает кулачок.

      – Как его зовут?

      – Фредерик Хирам.

      Она три раза целует мальчика в макушку и так и сидит, опустив подбородок на его голову.

      – Ваш брат рассказал нам новости.

      – Бедняжка, – говорит мистер Раньон. – Хорошая была девушка.

      – Но так оно лучше, – отвечает Эсса. – Лучше для нее.

      Фредерик Хирам гулит и повизгивает.

      – Тихо, миленький.

      Я зажмуриваюсь, но так и вижу Алису, падающую с крыши. Открываю глаза и гляжу на череду полей, усыпанных белыми пятнышками-овцами. В траве скользит темный силуэт. Лиса.

      Я машу лоскутной тряпкой:

      – Не трогай!

      Лиса вздрагивает и прячется под кустом ежевики, бросив на меня беззащитный взгляд. Ее желтые глаза почти прозрачные.

      Старая кобыла выдыхает и трясет головой, роняя слюну вперемешку с мокрым сеном. Мальчик уже не гулит, а истошно вопит.

      Личико у него синеет, миссис Раньон качает сына вверх-вниз.

      – Какой же сильный у него голос.

      – Это точно, – соглашается мистер Раньон, – это точно.

      Фредерик Хирам замолкает, убаюканный тряской, его веки опускаются. Миссис Раньон похлопывает малыша по спине, искоса глядя на меня, щурится, защищаясь от дорожной пыли. Лицо у нее широкое и плоское, которое кажется еще больше под полями головного убора, и она покусывает сухую кожицу на нижней губе, не решаясь спросить, почему я брела по дороге в воскресенье.

      Я едва сдерживаю смех. Может, сказать ей. Сказать, что я в Бродерс-хаус собралась. В сумасшедший дом. Может, она просто кивнет и опять похлопает Фредерика Хирама по спине. Может, посмотрит на меня странно – так, как раньше смотрели только на Алису.

      А может, мальчик снова завопит, поэтому я молчу и смотрю на пастбища, пока мы не подъезжаем к дому. Мистер Раньон останавливает лошадь.

      – Зайдете к нам? – спрашиваю я. – Я уверена, что