Когда Алиса упала. Ким Тэйлор Блэйкмор

на меня с облегчением.

      Лайонел листает вчерашний выпуск «Стейтсмена»[4], заминая уголок газеты между большим и указательным пальцем. Кэти ждет, слегка наклонившись вперед, носик молочника звякает об ободок его чашки.

      Глаза у Лайонела уставшие, налитые кровью, он смотрит на молочник и снова на газету. Кэти наливает молоко – только слегка забелить кофе – и садится сама, отставив молоко в сторону.

      – Сегодня молочник не приходил? – спрашивает Лайонел.

      – Просто мы немного…

      Она слегка кивает и кладет ладонь на мою руку. Рука у нее холодная, липкая от пота.

      – Надеюсь, ты хорошо спала.

      Как она может такое спрашивать? Тело ломит от того, что я тащила гроб, голова болит от бессонницы, от того, что я постоянно вспоминаю, как обмывала холодные руки Алисы. Мне удалось забыться, только когда солнце встало и окрасило верхушки деревьев, но Сирша забренчала кастрюлями на кухне, и я проснулась.

      – Лучше не бывает.

      Тоби переворачивает тост, прижимает его к тарелке и размазывает джем концентрическими кругами.

      – Тоби, – говорит Кэти, забирая у мальчика тарелку, – люди голодают.

      – Отдай ему тарелку, – говорит Лайонел, не поднимая глаз. Он отодвигает свою тарелку с полусъеденным тостом, к которому прилип засохший желток.

      – Люди голодают, Лайонел.

      – Отдай ему тарелку.

      Тоби пинает ножку стула. Он потерял интерес к тосту. Теперь его внимание поглощено прудом. Он показывает на него и вертится так, что ударяется локтями о спинку стула.

      – И не шелохнется, – говорю я.

      Пруд темный и вязкий, пугающий своей непроглядной чернотой.

      Листья берез уже желтеют, кленовые скручиваются и вянут. Камыши и рогоз душат изгиб восточного берега, западный край – всего лишь гранитный выступ, где корни деревьев выступают из земли, он всегда в тени, всегда покрыт черным лишайником. На дальнем краю пруд превращается в узкий канал, который резко заворачивает, будто сломанный палец. Это и есть Теснина.

      – Тоби. Садись, – тяжело вздыхает Кэти. – Думаю, нам нужно спланировать посадки в огороде к осени, начнем пораньше. Свежий воздух пойдет тебе на пользу, Мэрион.

      – Огород.

      Я киваю, одним глотком допиваю цикорий и отставляю чашку. Только вчера Алису похоронили. А сегодня на завтрак булочки и черничный джем.

      – Можем обсудить сравнительные достоинства брокколи и тыквы.

      Тоби смотрит на меня, подперев ладонью щеку. Кэти, не поднимая головы, подбирает крошки с тарелки. Она покраснела. Лайонел вертит в руках ложечку.

      – Извини меня за недобрые слова, – говорю я.

      Горло у меня сжимается. Я отодвигаю стул, намереваясь уйти. Я знаю, что Кэти обиделась; я знаю, что Лайонел мною недоволен. Он стучит ложечкой по столу, склонив голову набок, как делал папа, когда один из нас нарушал какое-то правило, и так же, как папа, поджимает губы.

      – Перестань.

      Я встаю, однако тут же хватаюсь за спинку стула – перед глазами мелькают искры, в ушах звенят цикады.

      Но

4

Газета, издававшаяся в 60-е годы XIX века. Поддерживала кандидата в президенты Джона К. Брекинриджа, выступавшего за сохранение рабства, в том числе в северных штатах.