Майор Громов. Павел Барчук

ну ты хоть что-то скажешь? – Серёга, обладатель говорящей руки, не поднимаясь во весь рост, так же, на корточках, сдал задом к нам с Тимоном, а потом снова уставился на меня. – Ты, ядрён патрон, старший опер. Не в том смысле, что с тебя спрос. Но е-мое… Леха Громов – легенда отдела. Как мы в такую жопу по самые гланды вхерачились… Тебя чуйка никогда не подводила.

      Я бы с удовольствием ответил Сереге. И Тимону с удовольствием задал бы парочку вопросов. Хотя, почему парочку? Очень до хрена имелось этих вопросов. Вот только есть одно немаловажное «но».

      Да, меня действительно зовут Леха Громов. Это несомненно. Дальше – информация, которой владею я, и то, что говорят Тимон с Серёгой, сильно не совпадает.

      Попытался отвлечься от оперов, если они, конечно, реально опера, и сосредоточиться на своих внутренних ощущениях. Вроде бы я – бывший военный. Прям знаю это точно. На уровне подсознания. Думаю об армии и чувствую, под кожей она у меня, в печёнке.

      Все. А больше мне ни черта не известно. Потому что сидел я сейчас в этом грязном снегу рядом с двумя незнакомыми мужиками и отчётливо понимал…. Не помню. Не помню, что было раньше. Вообще. Знаю, что служил, но не помню, где. Знаю, что шел домой, но не помню, где этот дом. Знаю, что живу в Российской Федерации, но не помню, как живу.

      Прекрасно осознаю себя. Человек я, прямо скажем, не очень. Психануть могу на ровном месте. В зубы дать. Потом вряд ли буду извиняться.

      Жена была. Во время очередной командировки сбежала к маме. К своей, естественно, маме. Моей уже лет пять в живых нет. Записку оставила, мол, сил нет у нее терпеть мою службу. Чего она там терпела, так и не понял. Как бабло на карточку капало, что ли? Вот уж действительно невыносимая боль.

      Вот эту общую информацию знаю. О себе многое знаю. Но в башке нет ни одного конкретного воспоминания. Чтоб четко и с картинками. А еще я – точно не опер. Потому что я – точно не мент. Ненавижу ментов…

      Все еще 15 декабря, которое грозит плавно перейти в 16-е

      УАЗик трясло так, что я периодически попрыгивал вверх, реально опасаясь разбить голову об его крышу. А мне нельзя. У меня и без того явно что-то с башкой сильно не в порядке.

      Не спасало даже то, что в «клетке» места не очень много для трех вполне крепких мужиков и сидели мы, как сиамские близнецы, прижимаясь друг к другу.

      – Слышь, сержант, не дрова везешь! – Серега стукнул ладонью по перегородке, отделяющей нас от водителя. Тот обернулся, осклабился и показал оттопыренный большой палец. Мол, классно, пацаны!

      – Ага… – Серега откинулся на спинку сиденья. – Манданешься, как здорово. Сейчас нам Семеныч темечко к херам продолбит. Какого черта он еще в отделе… пятница же. Вечер в конец испорчен… Эх… а у меня Ленка грибов нажарила… Самогончик в морозилку закинула… Думал, после пивнухи приду домой, расслаблюсь… Лех!

      Старлей толкнул меня локтем. Хотел слегка, но, учитывая ограниченное пространство, двинул прямо под ребра.

      – Ты-то как? Отходишь?

      – Ага. – Я кивнул. – Все отлично.

      Хотя,