Малыш. Альфонс Доде

и отваливается… Большие мухи, отяжелевшие от жары, спят, прилипшие к оконному стеклу… Малыш делает страшные усилия, чтобы не заснуть. Голова его тяжела, точно налита свинцом, веки смыкаются…

      Работай же, Даниэль Эйсет, работай! Нужно восстановить домашний очаг… Но нет! Он не в состоянии… Буквы танцуют перед его глазами, потом начинает кружиться сама книга, вслед за ней стол, затем комната… Чтобы отогнать эту странную дремоту, Малыш встает и делает несколько шагов; но, дойдя до двери, он шатается и тяжело падает на пол, сраженный непреодолимым сном.

      На дворе чирикают воробьи, трещат кузнечики; белые от пыли, с потрескавшейся от солнца корой, потягиваются всеми своими ветвями платаны.

      Малыш видит странный сон. Ему кажется, что стучат в дверь комнаты и чей-то очень громкий голос зовет его по имени: «Даниэль! Даниэль!..» Этот голос… он его узнал. Таким же тоном он когда-то кричал: «Жак! Ты осел!»

      Стук в дверь усиливается.

      – Даниэль. Мой Даниэль! Это твой отец, открой же скорее!

      Страшный кошмар! Малыш хочет ответить, хочет открыть. Он приподнимается на локте, но голова его слишком тяжела: он снова падает и теряет сознание…

      Когда Малыш приходит в себя, он очень удивлен тем, что лежит в белой кровати с длинными синими занавесками, бросающими кругом приятную тень. Мягкий свет, тихая комната. Не слышно ничего, кроме тиканья стенных часов да звона чайной ложечки по фарфору…

      Малыш не знает, где он, но ему очень хорошо. Занавески раздвигаются. Эйсет-отец с чашкой в руках склоняется над ним и ласково улыбается ему. Глаза его полны слез… Малышу кажется, что продолжается все тот же сон.

      – Это вы, отец? Правда – вы…

      – Да, мой Даниэль, да, мое дорогое дитя, – это я.

      – Но где же я?..

      – В больнице, вот уже неделя… Теперь ты поправляешься, но ты был очень болен…

      – Но вы сами… Как попали вы сюда? Поцелуйте еще раз, отец! Знаете, я смотрю на вас, и мне кажется, что все это сон.

      Эйсет-отец целует его.

      – А теперь укройся хорошенько, будь умником… Доктор не разрешает тебе говорить.

      И чтобы не дать сыну разговаривать, добряк не умолкает.

      – Вообрази себе, что неделю назад Общество виноделов дает мне поручение объездить Севенны. Можешь себе представить мою радость: случай повидать моего Даниэля! Приезжаю в коллеж… Тебя зовут, ищут… Даниэля нигде нет! Велю проводить меня в твою комнату: она заперта изнутри… Я стучу: никого… Бац! Ударом ноги вышибаю дверь и нахожу тебя лежащим на полу в страшнейшем жару. Бедное мое дитя, как ты был болен!.. Пять дней, не переставая, бредил! Я не отходил от тебя. Ты все время нес околесицу, твердил о необходимости восстановить домашний очаг… Какой очаг? Скажи… Ты кричал: «Не надо ключей! Выньте ключи из замков!..» Ты смеешься. Клянусь, мне было тогда не до смеха. Какие ночи я провел около тебя! Нет, понимаешь, этот господин Вио – его ведь зовут Вио, не правда ли, – не хотел мне разрешить ночевать в училище. Ссылался на какой-то устав… Подумаешь, устав!! Да какое мне дело до его