Ломаный сентаво. Побег через Атлантику. Петр Заспа

в российскую глубинку сыграла с ним оригинальную шутку. Он вдруг пошёл вширь и в рост, отчего самый презентабельный предмет гардероба приходилось надевать всё реже и реже. Однако, получив своё первое серьёзное назначение в качестве переводчика, не вспомнить о костюме он не мог. Зато теперь приходилось контролировать каждое движение, дабы не разошлись и без того натянутые швы на спине и рукавах.

      Капитан прислушался, проверяя, на месте ли хозяин кабинета, и, довольно кивнув, толкнул без стука дверь.

      – Пантелей Фомич, принимай пополнение! – С этими словами он решительно вошёл в кабинет.

      Комендант сидел на старинном дубовом столе, свесив ноги в хромовых сапогах, и диктовал распоряжение стучавшему на печатной машинке старшине.

      – Смотри, какого гренадёра тебе привёз, – капитан подтолкнул вперёд застрявшего на пороге Клима, и, вдруг вспомнив нормы приличия, добавил: – Здравствуй, старина.

      – Пал Палыч, ты откуда? – спрыгнув со стола, протянул руку Хлебников.

      – В штаб армии по делам летал, а тут смотрю – такой богатырь шатается неприкаянный. Дай, думаю, заберу – может, тебе сгодится.

      Несмотря на добавляющую росту фуражку, рядом с Климом капитан смотрелся на полголовы ниже и казался щуплым подростком. Пожав руку коменданту, он прошёл вглубь кабинета и рухнул на обтянутый красным велюром, такой же древний, как и стол, диван.

      – Нужен тебе переводчик? Получай – Клим Данилыч Судак, собственной персоной. Кадровики, Фомич, о тебе не забыли.

      – Ах, переводчик! – обрадовался Хлебников.

      Тогда Клим уже в третий раз за последний час полез в карман за приказом.

      – Вот. В ваше распоряжение.

      Не разворачивая, комендант бросил приказ на стол.

      – Знаю. Я же о переводчике сам и просил. Значит, дали всё-таки. Немецкий, надеюсь, хорошо знаешь?

      – Товарищ подполковник, немецкий язык – моя главная специализация, – по-военному отрапортовал Клим.

      – Ну… проверять не буду, – одёрнув портупею, приосанился Хлебников. – Дурака бы не прислали. Тут, Клим, вот в чём дело. Росток, уж пять дней прошло, как мы взяли, аккурат в подарок к Первому мая. Теперь фашист далеко. По ту сторону, – махнул он неопределённо рукой в окно на запад, – уже союзники расположились. Ныне задача перед нами другая встала: налаживать отношения с городским населением. Так сказать – строить мир. Горожане здесь покладистые оказались, самим война порядком надоела. Приходят и поодиночке, и делегации присылают. Помощь предлагают. А я, ну ты сам понимаешь, кроме «Хенде хох!» ничего им сказать и не могу. Гарнизон весь прошерстили – может, из наших кто в языке силён? Так все такие же специалисты, как и я, оказались. Пришлось звонить наверх и там просить. Спасибо, что не отмахнулись. Так что будешь постоянно при мне. Сейчас пока располагайся, старшина тебе поможет, – Хлебников обернулся к писарю и вытащил из машинки начатый лист. – Потом допечатаем. Пристрой его на постой, поближе к комендатуре, чтоб всегда был под рукой.