Младший ветер. Надежда Храмушина

возникает. Как без этого? Все уже старые. Дети разъехались.

      – Но вот к Ларисе Николаевне сын каждую неделю ездит. Да и у неё подружка сейчас живёт, помогает ей.

      – Да, уже полгода живёт. Только она с нами мало разговаривает, эта подружка. Всё молчком да молчком. Да и Лариса теперь в гости не заходит. Раньше, бывало, то я к ней, то она ко мне. Вместе фильмы смотрели, в магазин ходили, в город ездили. А теперь они всё больше дома сидят. Вечерами прогуляются, да опять домой.

      – А где у вас тут прогуляться можно, у меня ведь собака, её выгуливать надо. Куда они ходят?

      – Они всё больше к брошенным складам ходят, – она махнула рукой вдоль улицы – с километр до них. Я один раз от подруги вечером возвращалась, темно уже было. Вышла на улицу, а они впереди меня идут, не торопясь, обе головы опустили. Я ещё, прости Господи, подумала, как с похорон. И всю дорогу молчали. Странная такая подруга у неё.

      – А у них тихо в квартире? Не шумят?

      – Да ты что! Какое там, шумят. Скажешь тоже. Даже ни одного звука не доносится.

      – И никто к ним не ходит?

      Она помолчала.

      – Не знаю. Мне тут показалось, что Павлик приезжал посреди недели, я ещё думаю, что это он не работает. А он, оказывается не приезжал. А я слышала голос мужской из-за их двери. Может и не он вовсе. Потом подумала, может телевизор громко работал. Или вот ещё. Недавно сижу здесь на лавочке, жду деда. Слышу, как будто в окно кто стучит на втором этаже, повернулась, а на Ларисином окне, будто паук большой сидит, стучит. А потом пригляделась, так тень. Вот, подводят меня глаза. Пойду, посмотрю деда, что-то давно в магазине торчит.

      Она встала, и, опираясь на тросточку, пошла к магазину. Я тоже встала, отпустила Бобика на землю, и пошла вдоль улицы, в том направлении, которое мне показала Нина Тимофеевна.

      Посёлок до сих пор живёт в своём, ещё советском мире. Рядом с домами были площадки с натянутыми верёвками, на которых сушилось выстиранное бельё. На обочине стояло несколько машин, настолько старых, что на параде ретро-автомобилей, они бы забрали все призовые места. Но были и приметы современной жизни – почти на всех окнах были спутниковые антенны. Все жители посёлка, которые я встретила в тот вечер, обязательно здоровались. До конца улицы было всего шесть домов. За ними находился пустырь с разбросанными везде пустыми бутылками, разрушенными кирпичами, остатками каких-то деревянных ящиков и сломанной мебелью. Пустырь сплошь зарос высоким бурьяном. Пройдя его, я увидела полуразрушенный бетонный забор, за которым была котельная, с наваленными под высоким навесом кучами угля. Рядом с открытой дверью сидел пожилой мужчина в майке и курил. Все руки его были синими от наколок. На шее, на крупной цепи, висел крест. Я поздоровалась. Он поздоровался в ответ. Когда мы с Бобиком почти уже прошли мимо него, он меня окликнул:

      – А ты откуда? Смотрю, не местная.

      – Из Екатеринбурга. К подруге приехала.

      – Что, достопримечательности смотреть?

      – Воздухом дышать.

      – В