Тело с историей. Николай Леонов

сверхсекретного, сценарий новой постановки, – небрежно пояснил Гуров, прикидывая, на какую пачку бумаги сейчас выставит отделение.

      – Тогда, конечно, не возражаю, – легкомысленно позволил полицейский, – пока осмотр проведем, Зубков как раз управится – и мухой обратно.

      – На машине? – въедливо осведомился сержант. – Мухой ногами не поспею.

      – На машине быстрее поспеешь? Ладно, бери.

      Обеспечив дежурных понятых – на эту сторону поселка ни одна дверь, ни одна калитка более не выходили, отыскать соседей не представлялось возможным, – группа начала осмотр дома.

      Гуров скромно держался в сторонке, тайно радуясь тому, что не принимает в этом участия.

      «Давайте, давайте, благословясь. Самая нужная и одновременно самая похабная часть – влезши с ногами в чужой дом, в чужую жизнь, пусть и прервавшуюся уже, рассматривать, хватать, вынюхивать, пальцами в самую блевоту залезать. Выйти, покурить, а то и вытошнить все вот это, мучительно, с кишками, – а потом обратно копошиться. Хорошо археологам, у них-то все уже окаменело, аккуратненькое, а тут по живому, точнее, тому, кто совсем недавно был таковым… Так, отставить. Что за упадничество, неужели заразила меня Мария? Не иначе».

      Скрупулезно описывали-переписывали то, что Гуров уже видел, облекая в удобоваримую форму и наукообразные термины следы условно-совместной попойки и безусловно коллективного творчества, шприц, использованный, что наиболее вероятно, не для введения витаминок.

      Никакого эдакого сыщицкого азарта он не испытывал. В принципе не переваривал эти сопливые метания «по горячим следам». Горячку вообще не надо пороть. Никогда. Особенно в первые двадцать четыре часа после того, как случилось несчастье, можно таких выводов наделать – не разгребешься.

      Люди – существа, склонные к тому, чтобы реальность под себя подбивать, а если что не вписывается в привычную картину – изгонять с позором. Проверено: даже если сам по себе тот же пострадавший был лично незнаком и неприятен, нет-нет да будешь испытывать и гнев, и азарт, если помоложе – то стремление найти и покарать паскудника (а то и отличиться).

      А тут сила всех вышеперечисленных эмоций, накал их куда больше. Погиб человек, напротив, лично симпатичный, скончался некрасивой, злой смертью и вроде бы по своей вине, но ощущается желание отыскать того, кто виноват. Причем это не могут быть, скажем, среда, собственные дурные привычки, распущенность – это именно нехорошая личность.

      Хотя, казалось бы, с чего вы взяли, что он вообще существует, этот виноватый?

      К тому же есть в этих метаниях «по горячим следам» немалая опасность. В первые двадцать четыре часа в глаза бросается очевидное. Велик соблазн предположить, что убийца вот он, стоит за углом и зловеще хихикает, выдавая себя за свидетеля. Обнаружили его, уличили – полный виват и ура. Не бывает такого, если только убивец – не дурак набитый и не псих. Это идеальная ситуация, для боевиков.

      Сейчас станет ясно, что ловить и уличать некого, появится подозрение, а потом и стойкое ощущение, что и криминала никакого