Тело с историей. Николай Леонов

Если бы было все равно, если бы мог он спокойно перешагнуть через очередное мертвое тело и не задаться вопросом: «Почему?..», да давно бы ушел на пенсию по выслуге, поучал бы двоечников в академии и трындел бы про старые добрые времена.

      Да все бы ничего, только ведь вся эта бухгалтерия итальянская!

      Гуров вспомнил свои давешние страдания, невидимые миру слезы бессилия, когда пытается умный, талантливый человек понять чужой поток сознания, и чуть зубами не заскрипел. Нормальный человек скорее дыру бы в голове проделал, чем этим всем заниматься.

      «У меня ум за разум зашел, а пришел этот, из экономистов наших… как его? Сопляк высоколобый. И только очками сверкает, благодушный, как кулич на Пасху: «Лев Иванович, я вам сейчас все подробно разъясню, даже не переживайте…» Клоунство. Давайте каждый будет заниматься своим делом. Им же за это деньги платят – вот и пусть занимаются, поднимают документацию, берут в оборот бухгалтеров, терзают аудиторов, что там еще у них?»

      Правильные были мысли, весомые, солидные. За ними, как за добротными кирпичами, можно было скрыться от того, что тебя не касается. Гурову почти это удалось, он уже практически решил, что, изучив папочку, честно доложит о том, что докладывать не о чем. «Почти» – потому что далее ждало новое испытание.

      Глава 5

      Прежде всего удивило, что дома пусто. Хотя Гуров точно помнил, что сегодня Мария должна была быть свободна весь день, но была она, совершенно очевидно, занята. Иначе с чего бы отсутствовать и телефон отключать?

      Вообще у него были планы как на жену, так и на нынешний вечер, но, видимо, не судьба.

      Распахнув дверь холодильника, полковник как раз решал задачу на оптимум – с чего бы начать вечер чревоугодия, – но тут повернулся ключ в замке. Гуров машинально глянул на запястье: одиннадцатый час.

      На пороге Мария стряхивала снег с шубки, вся серебрящаяся, одновременно усталая и сияющая.

      – Незапланированный генеральный прогон? – спросил Лев Иванович, помогая разоблачиться и разуться.

      – Темный ты человек, Гуров. Пора бы уже запомнить: какие прогоны вечером? Ох, и все-таки устала…

      Освежившись и переодевшись в домашнее, она расположилась в кресле.

      – Я, Лева, в театре «Тень» была.

      – Не завалило голыми боярынями в шотландских юбках?

      Мария бросила на него взгляд, выражение которого ни с чем не спутаешь: «Ну что ж поделать. Дурачок безнадежный, но свой и любимый».

      – Представьте себе, господин полковник, не завалило. Постановка самобытна, не похожа ни на что. И прекрасна.

      – Неужели?

      – Именно. Более того, скажу: теперь никогда не прощу себе, что так и не увидела ее с участием Сида.

      – Кофейку? – после паузы предложил Лев Иванович, намертво придавив желание добавить: «…и тотчас отпустит».

      – Коньячку, – поправила Мария, – мне надо взбодриться. Настроение ни к черту…

      …Приглушен верхний свет, плачет в блюдце тонко порезанный лимон, на улице кружится пушистый снег и уютно поблескивают московские