Тени Петербурга. Юлия Ставрогина

уже второй день стояла пушкинская: палящее солнце и свирепый мороз, обжигающий лицо и другие открытые участки кожи. Стоило только высунуть из муфты руку, она мгновенно начинала краснеть. Верочка была особенно жива и хороша собой с румянцем на щечках.

      – Я видела, как вы вальсировали с Феликсом

      Она, как всегда неожиданно, вспомнила события прошедшего неделю назад бала и, как обычно, все перепутала.

      – Нет, – возразила я, – с Феликсом я танцевала полонез.

      Громкий смех подруги разнесся далеко по набережной.

      – И впрямь. Но, в общем, не имеет значения, потому что я хотела спросить, не делал ли он попыток заговорить с тобой о возможной помолвке с Николаем?

      Очень многие в свете были убеждены, что вскоре я сделаюсь супругой старшего сына Юсуповых.

      – Да, Вера, Феликс сказал, что Николай всеми силами стремиться развеять подобные крайне нелепые слухи, поэтому открыто избегает моего общества.

      Мы подошли к набережной. Покрытая изломленными льдинами, вздыбленная и как будто колючая Нева показалась мне особенно красивой. Мои мысли умчались куда-то по её волнам, но, впрочем, не очень далеко от Романа Остен-Сакена.

      – Тебе что не нравится Николай?

      Вера вернула меня назад, в настоящее, в котором я почувствовала, что мои пальцы отказываются двигаться от холода.

      – Никогда не рассматривала его с этой точки зрения, – несколько нервно проговорила я, – к тому же, судя по всему, ему не нравлюсь я, так что нечего и вести этот разговор.

      Конечно, я слукавила. Вероятность услышать от Николая предложение в какой-то момент была велика, поэтому я не могла не задумываться о том, хочу ли я провести с князем Юсуповым жизнь, рожать ему детей, которые, если верить родовому проклятью, умрут молодыми. Хорошо поразмыслив, я получила отрицательный ответ, поэтому испытывала облегчение от того, что вслух произносить его не пришлось. Вера поняла и приняла мой довод, но вдруг объявила о самом главном достоинстве Николая:

      – Он невероятно богат.

      Подняв глаза к небу, моя подруга мечтательно прикусила губу. При своей расчетливости Вера была, как ни удивительно, очень романтична. Скоро, однако же, она сделалась совершенно серьезной и покачала головой.

      – Ещё эти нелепые, эксцентричные развлечения с Феликсом. Те самые, с переодеванием.

      – Всего лишь сплетни.

      Я резко оборвала её, пока она не начала вдаваться в подробности, кто, когда и в каком именно ресторане видел Николая с Феликсом переодетыми в женское платье. Хотя в глубине души я понимала, что свидетелей слишком много, и что все они не могут лгать так слаженно, я считала своим долгом не высказываться о столь ненормальном поведении своих хороших знакомых, а позволить им самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Наверное, Вере и другим подругам в такие моменты со мной бывало не слишком весело и интересно.

      Развернувшись, мы пошли в сторону дома, где ждал теплый плед и горячий чай. Замерзли не только руки и лицо, но и ноги.