Слишком поздно для «прости». Ольга Емельянова

седой добела старик с пропеченным на солнце лицом, радовался посетителям как ребёнок, и каждую покупку превращал в яркое событие. А уж если за сыром заглядывали артистичные персоны под стать хозяину, процесс выбора становился затяжным и шумным. В разгар такого «концерта» и попали Кэмерон и Марвин: пожилая дама, сухая и звонкая как стручок гороха, активно щебетала по-итальянски в непрестанном движении худых запястий, пока её спутник – внешне полная противоположность леди (низкий рост, рыхлые толстые плечи, наливное пузо), старался не выпустить из рук целую охапку бумажных пакетов с покупками. Изредка и он добавлял свои десять центов в разговор, но шумный тайфун собеседников накрывал его тихий невнятный голос, не оставляя от того и звука. Заметив гостей в синих мундирах, покупатели, однако, приутихли, поспешно наполнили корзину сырами, и удалились, оставив шлейф приторного парфюма, да эхо горячей итальянской болтовни, не остывающее в ушах. Закрывая дверь за гостями, синьор Монти предусмотрительно перевернул табличку словом "Benvenuto" внутрь, и учтиво обратился к Эвансу, опытным взглядом торговца определив лидера. – Что будет угодно синьорам полицейским?

      Кэмерон много времени у старика не занял – делал скидку на слабое знание языка, дробил предложения, налегал на интонации.

      – Послушайте, синьор Монти. Все мы понимаем, каким ублюдком был Джузеппе. Для таких слабаков – а кто ещё поднимет руку на женщину, – в аду должен быть отдельный котёл. Его нужно было остановить. Ради Сары, ради детей. Сделать это могла только крепкая рука. Например, рука Тони. Но теперь Ваш сын – убийца. Его, а не Джузеппе, ждёт электрический стул – очень неприятная смерть. Поверьте, мы могли бы прийти к Вашему сыну, и сейчас он находился бы в камере в ожидании суда. Но мы пришли к Вам – в знак уважения и соболезнования тому горю, которое посетило Вашу семью.

      О, где, как не на Гранд-стрит произносить речи об уважении: только здесь и смогут понять истинную ценность семьи, дружбы, долга. И хотя с финансами у синьора Монти было не густо (по расценкам прокурора не хватит даже на пожизненное для Тони), Кэмерон Эванс, истинный американец, смог устроить бизнес, обеспечив себе и напарнику ежемесячный доход в сто баксов с продажи сыра сроком на год. Дело о самоубийстве Джузеппе (не выдержал чувства вины, совесть – страшная штука) было закрыто.

      – Когда я был молод… – начал монолог Кэмерон, забираясь в салон «Форда» с кряхтением старого моржа, – Да не смотри ты так, я ещё не впал в старческий маразм, чтобы вещать тебе о подвигах юного Эванса. Так вот, когда я был молод, мечтал сам творить правосудие, да так, чтобы при этом карман оттягивался. Чем мы сейчас и занимаемся. А азарта нет… Где он, азарт, я тебя спрашиваю?!

      Марвин усмехнулся, бросив на напарника взгляд из коллекции «старик уже не тот».

      – Вот именно. Молчишь. А мог бы сказать что-нибудь глубокомысленное, разнообразия ради. А лучше спеть. Ладно, согласен, старческий маразм уже здесь. Или всё же… «After you get what you want you don't want it»?

      24 ноября

      Не хочу забывать этот день. Допишу, и вырежу