Солнце против правил. Анна Литвинова

Но украденная сумма потянула на особо крупный размер, характеристику школа дала плохую, заступиться за парня оказалось некому, и ему влепили по максимуму – три года в детской воспитательной колонии. Про отравленный коньяк на столе суд даже слушать не захотел – счел информацией, не относящейся к делу.

      За день до этапа его вызвал следователь. Попросил держаться, не терять себя. И наконец поведал, откуда стало известно о краже. Выехали в тот день опера по анонимному звонку. О только что состоявшемся преступлении сообщал мужчина. Взрослый. Из телефона-автомата на улице. Он уверял, что видел, как Борис Буянов с каким-то парнем вскрывает дверь в чужую квартиру.

      «Вероятно, этот тип тебя прекрасно знал».

* * *

      Лия дрожащим голосом пробормотала:

      – Не может быть.

      А Борька ласково улыбнулся:

      – Это ведь ты меня сдал… дорогой папочка?

      Федор Олегович молчал. Играл желваками.

      Сын продолжал напирать:

      – Ты меня терпеть не мог. И знал, что мы враждуем с соседом. И ключи от его квартиры я особо не прятал. И как мы с другом договаривались встретиться, тоже мог слышать. Давай. Скажи уж честно, перед лицом вечности: как все было?

      Отец не отвечал. А Лия выкрикнула:

      – Боря, я вспомнила! Про тот день, тридцать первое декабря. После того, как ты ушел, папа мусор ходил выбрасывать, в бак на улице! А я за ним в окно наблюдала! И удивилась, что после помойки он отправился не домой, а зачем-то со двора, в сторону магазина. Там телефон-автомат как раз стоял!

      – Будь последовательным, батя, – жестко улыбнулся Борис. – У тебя осознанная гражданская позиция. Неприятие воровства. Так озвучь ее. Не стесняйся.

      – Гаденыш, – выплюнул Федор Олегович.

      И наконец поднялся на ноги. С вызовом взглянул в лицо своему оппоненту.

      – Будем считать, что это «да». Отец-иуда. Спасибо за три прекрасных года в колонии под Вилюйском.

      – Папа, – голос Лии дрожал, – но Боря ведь твой сын. Родной. Как ты мог?

      – Да просто плевать ему на всех, кроме себя, – горько сказал Борей. – Ты на собственную жизнь посмотри. Девочка. Беззащитная. За власть с ним не боролась, против порядков его не бунтовала. Но и тебя вышвырнул в интернат.

      – Ну и черт с ним! – выкрикнула Лия. – Как он с нами, так и мы с ним. Жили без него – и дальше будем жить. Пусть пока молится на свой водопад. А дряхлым станет – в дом престарелых сдадим.

      – Нет, сестричка, – усмехнулся Борис. – Я свою предъяву еще не закончил. Шоу начинается только. Перейдем к опросу свидетелей.

      Вдруг обернулся к сестре, сказал официальным тоном:

      – Лия, пожалуйста, расскажи. Что ты запомнила про день, когда мама умерла?

      Девушка побледнела:

      – Зачем про это?

      – Я тебе объясню. Чуть позже. Пожалуйста. Вспомни все. Поминутно.

      – Борис. Давай прекратим это шоу, – потребовал Федор Олегович.

      – Нет уж. Я его много лет готовил. Так что давай, Лия. Говори.

      И она послушно начала:

      – С