Ооли. Хроники повседневности. Книга первая. Перевозчик. М. Осворт

Мичи, бывает! Только, кажется, вызнал, что да как – ан нет, не тут-то оно и было!

      – Аши, ну я серьезно. Ты же только что ойу сплетения судеб сделал. Думаешь, это много кто может? Ты же мастер, ну очевидно же – да и какой еще! И вот чтобы – никто, ни разу, про тебя – ни единого слова?

      – Ни единого, говоришь? Так это ж и славно, а?

      – Но, Аши… это же искусство, настоящее, высшей пробы! Такое, что золотого за чашку ойи не пожалеешь! Мог бы ведь серьезные деньги делать – и ойану держал бы не здесь, в захолустье этом, а прямо в самой Середине! Да к тебе очередь бы стояла, на год вперед!

      – Середина, это, конечно, да… А что, Мичи, правда, есть дураки такие, что б за чашку – да и по целому золотому?

      – Не знаю, Аши. Должны быть. Один – так уж точно есть. Ну, ты понял. И не в этом дело же, вообще. В смысле, не в деньгах только. Хотя и в деньгах, конечно…

      Мичи запутался. Соображения, которыми руководствовался Аши были ему решительно непонятны – а тот явно не торопился их приоткрыть. Обладать талантом столь очевидным, столь востребованным – и вовсе не спешить обратить его в звонкую монету… такое у Мичи просто не укладывалось в голове.

      – Аши – он, знаешь, покой любит, вот оно что. Суетно там у них, в Середине-то. Да и люди – ненастоящие же какие-то будто, а? Пыжатся, корячатся, всё хотят из себя показать, что они, вишь ли, эдакие. И что? Таких вот людишек у тебя же под дверью – да прямо на год вперед? Вот уж, и даром Аши она не сдалась, неволя такая!

      Чего-то подобного, собственно, Мичи и ожидал. Отойти однажды от дел, разорвать порочный круг суетных забот, да и посвятить себя любимым занятиям – в уединении ли, в небольшом ли кругу тех, кто искренне тебе близок – без вечной необходимости соответствовать, оправдывать ожидания, вращаться в правильном, что б его, обществе – это было и собственной же заветной его мечтой, ради которой он готов был работать упорно и тяжело, идти на уступки, терпеливо сносить и превратности погоды, и нравы своих пассажиров, мириться с любыми неудобствами и лишениями. Мичи знал, что так можно, что он – продолжит, продержится, ведь все это было не навсегда – лишь на время, только пока не будет достигнута цель – та самая, о которой Аши и говорил: свобода.

      – Ну, не обязательно так ведь всю жизнь. Перебраться бы все же тебе, где народу побольше, да и общество поприличнее… За четверть меры – с таким талантом! – можно так заработать, чтобы… чтобы на все хватило. На все! И живи потом в свое удовольствие. Хочешь – хоть вообще ничего не делай. Или ту же ойу готовь – себе, да кому еще сам захочешь. Или там, путешествуй. Или – не знаю – книги пиши!

      Очарованный и, как всегда, стоило только вспомнить, вдохновленный собственной же своею мечтой, Мичи сам не заметил, как начал расписывать ее перед Аши в красках, смакуя подробности. Тот кивал головой, пока, наконец, не выдал:

      – Ну Аши �