Святой Грааль. Юрий Никитин

Не настолько же!

      – Сэр Томас, я ищу спасения для всех людей на свете.

      – И даешь погибать им по отдельности?

      Олег помолчал, спросил отрывисто:

      – Что хочет твоя женщина?

      – Моя?.. Сэр калика!

      – Ладно, не твоя, но она думает иначе. Чего ждет от тебя?

      – Просит довезти до любого большого города.

      Олег подумал, нехотя двинул тяжелыми, как валуны, плечами.

      – Два дня пути… Завтра к вечеру будем там. Потерплю. Потом отдам тебе коня – с твоим железом нужен заводной. Запасной то есть.

      – А ты?

      – По старинке, пешком.

      Томас не понял, как можно идти пешком, когда есть на чем ехать, но смолчал, не желая сердить соратника.

      После обильного завтрака – Чачар вывалила на стол все, что было в запасах, – Олег пошел к лошадям. От мародеров осталось шесть лошадок, трех оседлал в запасные, самую красивую подготовил для Чачар, женщины благородного происхождения – так очень хотелось считать Томасу.

      Когда Томас облачился в доспехи – с помощью Чачар, надо думать, – и, тяжело ступая, вышел на крыльцо, трое оседланных коней нетерпеливо перебирали ногами под окном. Еще трое были под мешками, узлами, вьюками. Калика обыскивал убитых, собирал монеты, кольца, выворачивал карманы. На запасных коней привязал захваченные дротики, кривые арабские мечи, по бурдюку с водой.

      – Сэр калика, – сказал Томас удивленно, – разве идти через пустыню?

      – Если напрямик, то там нет колодцев. Пришлось бы давать крюк с гаком…

      – С гаком? Крюк?

      – Это по-росски. Со своей водой сократим дорогу.

      На лице Томаса проступило колебание, словно он еще не решил: хорошо ли сократить дорогу. Кто сокращает, тот дома не ночует, а кто ездит по прямой – вовсе попадает к черту в лапы. Он повернул голову, позвал Чачар. Из дома донесся звонкий голосок, слышался звон посуды. Томас виновато улыбнулся, исчез.

      Чачар вышла одетая по-мужски, в дорожном плаще. Она задержалась на крыльце, внимательно глядя на калику, словно впервые увидела. Остановился и Томас, не сводя глаз с сотоварища по каменоломне.

      Калика оставил плащ в доме, вышел в короткой душегрейке из волчьей шкуры мехом наружу. Звериная шкура распахнулась, открывая широкую, как гранитная плита, грудь. Голые плечи были массивные, как валуны, блестящие, а длинные руки словно кто вырезал из темного дуба – толстые, рельефные, с выпирающими мышцами и сухожилиями. В нем чувствовалась мощь, но лицо калики оставалось неподвижным, смиренным. Красные, как огонь, волосы он перевязал шелковым шнурком, пропустив чуть выше бровей, и Томас нашел это странно привлекательным.

      Штаны калики были из выделанной кожи, сам калика опоясался толстым ремнем, железные бляхи перебрасывали по всему поясу россыпь солнечных зайчиков, на кольцах слева висели баклажка и узкий нож. Справа два кольца остались пустые – для короткого меча.

      – Меч, топор, булава, – предложил Томас. – Не берешь?

      Он сошел с крыльца, продолжая рассматривать преображенного калику. В каменоломне не зачах, напротив – набрал вес, оброс сухими мышцами, во всем его крупном