Пыль на ладонях. Евгений Орлов

веков, с былинных дел, с ворчанием волхвов… – хор на сцене заворожённо притаптывал, качался из стороны в сторону. – Свершений вихри тебя к нам пригласили… И сколько б неудачи нас ни били – грядущее избавишь от оков… – чёрные орлы на флагах махнули крылами, а бабий стан подхватил негласный гимн Президента. Они кричали визгливо, вразнобой, уповая лишь на страсть. Постепенно тенор, несмотря на аппаратуру, утонул в нестройных песнопениях, затем сдался и казачий хор. Хрипели маргиналы, весело переглядываясь и путая слова. Приторможено пыхтели безликие мужчинки. Сверкали очками возбуждённые пенсионеры. Курсанты петь стеснялись – многие уже общались с Ленкиными однокурсницами.

      – Ну вот, началась вакханалия, – пробурчал Егор.

      – Да, ладно тебе, праздник у людей, – не поддержал Славка.

      – Да прекратите вы! Егор! – вмешалась Ленка.

      – Вот именно, прекратите, – Славка окинул Егора победным взглядом. – Вы, Леночка, кладезь женской мудрости…

      – Семён! – Ленка дёрнула за рукав сухонького прозрачного парнишку. – Иди к девчонкам, пускай выбираются оттуда. Как бы старухи не порвали!

      – Сама и иди, – парень скорчил недовольную гримасу. – Я что, гонец?

      Егор подскочил со ступеньки, не переставая жевать и пахнуть луком, выдохнул в моргающие глазёнки:

      – Па-ашёл!

      Подростка смыло, только мелькают каблуки, и развевается по ветру курточка.

      – Вот, – улыбнулся Славка. – Прячешь ты гений руководителя, Егорушка.

      – Горе, зачем мальчика напугал, – покачала головой Ленка.

      – Переживёт, – огрызнулся тот. Настороженно покосился на позиции коммунистов: патефон заглох, «кавалерист» глумливо срывал со стенда агитку. Большевики, как всегда, чувствуют позицию момента. Егор предложил: – Всё, поиграли – сваливать надо. Звони своему петуху…

      – Егор!

      – Ну, декану – это разве что-то меняет? – он пожал плечами, глянул на ополовиненную бутылку водки в руках Пашки. Вздохнул – внутренний голос погрозил пальчиком: «Не пей, Клёва, водке не время!» И это «не время» душило не хуже дурного предчувствия.

* * *

      Адская песня, халявная выпивка и буфеты разжигали толпу. Любопытствующие превращались в сочувствующих, сочувствующие – в единомышленников. Всё чаще народ с восхищением оглядывался на золотой монумент. Но вопреки ожиданиям обнаруживал там горстку человечков, которым мозг – сначала пусть и негласно – присваивал понятие «чужой», «не с нами». До слова «бей» в таком случае недалеко.

      Егор ёжился под фанатичными взглядами человеческого моря. Лена «горела», кусала губы, но храбрилась. Славка по приобретённой в армии привычке стремился подставить минимум огромного тела, поэтому сидел на стуле вполоборота.

      – Что я вам скажу, господа революционеры, текать надо, – объявил он.

      – Почему это? – нахмурился Пашка.

      – Предчувствую, – сказал Славка.

      – Ой, девочки, а менты? – всхлипнула Светка Чубанова. Она как-то само собой давно жалась к масштабному