Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф. Михаил Ландбург

Анна. Она сирота. В прачечную, где она работает, я сдавал бельё. Вначале Анна поглядывала на меня издали, а однажды позвала к себе.

      – Из жалости?

      – Я не спрашивал – пошёл с Анной, и всё тут… Разумеется, пошёл при условии, что буду выплачивать квартплату. Ровно в полночь я звонил с бензозаправочной станции. «Что нового?» – спрашивал я; в ответ Анна говорила: «Обожаю по-прежнему!»

      – А ты её? – губки следователя искривила едва заметная усмешка. – Девушка тебя обожала, а ты её?

      – Не знаю…У Анны я пожил два месяца, пожил бы ещё, если бы ваши люди не изъяли меня из Анниной постели; ваши люди, как я понял, посчитали, что тюремная камера мне более подходит…

      – Разве не так? – ласково спросил следователь.

      – Никак не иначе… – так же ласково ответил Виктор.

      Следователь помолчал.

      – Говоришь, два месяца? – спросил он потом.

      – Неполных… Иногда я отлучался…

      – К своему дяде в Кфар-Даром?

      – Верно!

      – К полковнику?

      – Вы знаете полковника?

      – Здесь, мой хороший, вопросы задаю я!

      – Ну да, здесь – вы!

      Вытянув шею, следователь понюхал воздух.

      – Страна нравится? – спросил он.

      – Иногда очень, иногда не очень!

      – А как обычно?

      – Обычно – средне…

      Следователь понюхал воздух ещё.

      – Что ж тебе, голубок, не достаёт, чтобы страна нравилась «очень»?

      – Позвольте, я подумаю.

      – Если недолго…

      Виктор подумал недолго.

      – Не достаёт падающего на знойную землю снега, – сказал он. – Что же до остального, то тут всего даже с излишком…

      Следователь задумчиво улыбнулся.

      – А в свою Литву вернуться хочешь?

      – Иногда хочу, только она не моя… И потом…

      – Что, моя прелесть, что «потом»?

      – Всё, что было моим там, я захватил с собой сюда: память о моих улицах, моей школе, моих друзьях, моих далёких предках, которые в той земле…«Иерушалаим ин Лите»…

      – Ну да, ну да… А я – коренной иерусалимец!

      Виктор виновато опустил голову.

      – Солнышко, не смущайся, – сказал следователь. – И в Литве встречались достойные люди. Например, музыку Чюрлёниса знает весь мир… Её, я думаю, и сегодня исполняют в его родном Домском соборе…

      – Исполняют. Только Домский собор в Риге, а Чюрлёнис жил в Каунасе.

      – Не путай меня! – следователь посмотрел на Виктора остановившимся взглядом. – Тот Чюрлёнис, который жил в Каунасе, тот был художником, а не музыкантом. Между прочим, поговаривали, что он был странной, даже мифической личностью, и в его доме было полно чертей. Представляешь, чертей!..

      – Это точно! Я сам видел… Помню их…

      – Чертей? – осторожно спросил следователь.

      «И тебя не забуду», – подумал Виктор.

      – Их самых!

      – А раввина Иосефа?

      – Что раввина Иосефа?

      – С ним встречался, общался?

      – Бывало, что беседовали…

      – О