Дама из Долины. Кетиль Бьёрнстад

никого не портит.

      – Иногда я не могу понять, кто из нас двоих болен, ты или я, – говорю я.

      – Я все думаю о той яхте. Представь себе, что мы не увидели бы, как она перевернулась. Представь себе, что в тот день шел бы дождь, и мы сидели бы дома. Тогда твоя жизнь сложилась бы иначе.

      – Да, потому что тогда, возможно, мы были бы вместе. Ты ведь всегда ревновала меня к Ане, а потом к Марианне.

      – Хватит, не будем больше об этом. – Ребекка по-детски надувает губы.

      – Ты должна вызволить меня отсюда. На похороны Марианне я хочу прийти свободным человеком. Хочу снова жить дома. Придумай, как убедить моего врача. Ты изучаешь медицину и наверняка знаешь, что они хотели бы услышать.

      Я вижу сомнение в ее глазах. Она думает о бритвах, таблетках и веревке.

      – Ты должна мне верить!

      – Я готова сказать все что угодно, лишь бы все было как прежде!

      – Уже ничего не может быть как прежде, – говорю я.

      Шуман с Сеффле

      Я сижу в кабинете Гудвина Сеффле, и мы снова говорим о Шумане. Он интересуется, много ли я играл Шумана.

      – Что означает этот разговор о Шумане? – спрашиваю я.

      – Шуман – интересная фигура. Независимо от того, любит ли человек музыку.

      – Потому что он был сумасшедший? Потому что пытался утопиться в Рейне?

      – Значит, ты знаешь о его трагедии? – Гудвин Сеффле удивлен.

      – О Господи! Теперь я понимаю, как работают психологи.

      – Я психиатр, – замечает он уже более твердо.

      – Вы проверяете мою психику с помощью композитора, который умер больше ста лет назад и которого я почти не играл?

      Гудвин Сеффле растерян.

      – Психиатры похожи на музыкантов, – говорит он. – Мы вынуждены пробовать и ошибаться. У меня не было злого умысла.

      – Чего вы хотите добиться?

      – Хочу понять, какую роль играла музыка в том, что с тобой случилось. У тебя был дебют в тот вечер, когда она…

      – Когда она повесилась. Говорите прямо. Это случилось всего несколько дней назад.

      – Вот именно. Всего несколько дней назад.

      Гудвин Сеффле кивает.

      – Важное событие, – говорит он. – Люди, которые кончают с собой, часто делают это после важных событий. Вот что странно.

      – Следующее большое событие в моей жизни – это похороны Марианне, – замечаю я.

      Гудвин Сеффле задумчиво на меня смотрит.

      – Правильно. Именно это я и хотел сказать, но ты меня опередил. Как мы можем быть уверены, что ты опять не совершишь никакой глупости?

      – Во-первых, это была не глупость. Во-вторых, вы ни в чем не можете быть уверены. Вы хотели поговорить о Шумане? Тогда вы должны знать, что после попытки утопиться он уже никогда не был самим собой.

      – Да, его душевное равновесие не восстановилось уже до конца жизни.

      Только теперь я понимаю, что не на шутку рассердился. Я мог бы сейчас опрокинуть его письменный стол. Вместо этого я спокойно встаю и говорю:

      – Вы хотели знать, что для меня значит музыка? Габриель Холст напомнил мне, что для создания музыки требуется всего двенадцать звуков. Чистая